Вообще этот рассказ родился чисто спонтанно: сидела, думала, что написать для конкурса на космическую тематику, а в голове еще бродили эльфы – про них все лето писать пришлось. Добродились.
На конкурс по количеству слов не прошло, но и ладно бы с ним – зато рассказ вышел.

Они не умирают…

Стоящий перед столом был до невозможности похож на голограмму из учебника. Настолько, что Бэкса Ронсона так и подмывало найти нужную страницу и сравнить появившуюся над столешницей полупрозрачную фигурку с явившимся в его кабинет. Даже рука дернулась к подставке с управляющей перчаткой, но он все-таки сдержался, ограничившись разглядыванием визитера.
Бледный, с бесцветными волосами и такими же невнятно-блеклыми глазами, тот почти терялся на фоне светлых пластиковых панелей. Он казался тенью живого человека, нереально вытянутой и хрупкой, тощей до полупрозрачности. Подпространство исказило его, растянуло тело, оставив лишь перевитые жилами кости, удлинило всё — даже пальцы в форменных перчатках были странно длинными, с крупными, выступающими суставами. Нос, скулы, подбородок, даже уши — и те, кажется, заострились.
Типичный «эльф», пилот на самой грани. И с типичным же для таких стоящих одной ногой в могиле требованием.
— Ничем не могу помочь, — наконец сообщил Ронсон, виновато разведя руками для убедительности. — Все рейсы уже укомплектованы и готовы к вылету, ближайший, где нужен пилот, — через три недели.
«Эльф» шевельнулся — чуть дернул головой, отчего длиннющие волосы, во время полетов растущие с ужасающей скоростью, перетекли по плечам, будто тончайшее полотно.
— Вы уверены?
Голос у него был тихий, шелестящий — под стать фигуре. Он глубоко вдыхал, прежде чем говорить, — и всё равно его едва можно было расслышать.
— Абсолютно, — Ронсон положил руки на стол, сцепил пальцы. — Ваше имя первое в списке, пилот Джиффер. Не беспокойтесь, вас уведомят загодя.
О том, что имя Сэна Джиффера первое в списке тех, кого категорически нельзя подпускать к челнокам, в особенности к пилотской кабине, Ронсон умолчал. Он вообще не понимал, как его медики в этот-то рейс отпустили: парню давно пора было в последний полет, спящим в капсуле — и на поверхность, чтобы никогда больше не выходил в подпространство.
Увы, только так и можно было спасти жизни тех смельчаков, что шли в пилоты. Каждый полет, каждый переход, проведенный вне защитной пассажирской капсулы, менял их, сводя с ума. Конец у всех был одинаковый: вакуум, слабая вспышка — и пустота. Подпространство с радостью пожирало тех, кто доходил до грани.
Джиффер не попрощался, просто молча развернулся и ушел. Обижаться на него было бесполезно: пилоты очень быстро приобретали массу странностей, даже еще раньше, чем менялось тело. Часы в одиночестве, в пустой кабине, где светятся только приборные панели и голограммы, наедине с подпространством…
Ронсон передернулся всем телом и потянулся за перчаткой. Нужно было сообщить медикам, чтобы забрали «эльфа», пока он не натворил дел.

***

Тень скользила по коридорам станции. Тень — никак иначе не получалось назвать это подобие человека. Человечности прибавляла разве что одежда, всё остальное буквально кричало: я не один из вас, я чужой! Движения, странно плавные и дерганые одновременно; походка, нереальная, будто из сна — идущий буквально плыл над полом; перетекающее полотно волос…
Прошедший мимо связист вздрогнул и невольно подался в сторону, когда пилот проскользнул рядом. Обернулся, зябко повел плечами: от идущего тянуло равнодушным холодом космоса.
— Чертовы «эльфы»…
Джиффер не обернулся: ему было всё равно. Слова, всего лишь ничего не значащие слова. Он уже жил иным. Слышал иное — тихую, едва различимую музыку, которая издевательски стихала, если остановиться и навострить уши. Но сейчас она стала чуть громче — и он начинал разбирать в ней голоса. И эти голоса звали его.
Как и стоило ожидать, координатор полетов ничего не понял. Смотрел как на больного… Джиффер не чувствовал себя больным. Тело послушно выполняло команды, не было ни болей, ни неудобства. Только глухое раздражение от понимания: стоит немного промедлить, и его запрут в клетку, как бешеного зверя. И он будет с тоской смотреть в ночное небо, слыша в перемигивании звезд отголоски той самой мелодии…
Совсем недавно он думал, что это — правильно. Остаться на поверхности, выбрав какую-нибудь планету поуютней. Жить, ни в чем себе не отказывая, благо денег, которые платили пилотам, хватало еще и их детям. Если они вообще были. Кстати, завести жену и детей — тоже дело…
Теперь ничего этого не хотелось. Всё это казалось тусклым, ненастоящим, как пластик стенных панелей в общих коридорах, раскрашенных под дерево. На ходу протянув руку, Джиффер прикоснулся к ним кончиками пальцев — но не ощутил тепла живой древесины.
Обман. Просто обман, как слова Ронсона и фальшивые улыбки медиков. И обещания счастливой жизни, там, на поверхности.
Не будет он там счастлив.
Музыка взяла особенно пронзительную ноту, зазвенела так, что пришлось на мгновение замереть, переживая этот пробирающий до костей звук.
— Вам нехорошо?
— Нет, — Джиффер не взглянул, кто это спрашивал. — Наоборот.
И свернул в доки.
Стены здесь были сероватые, невзрачные. Его летный комбинезон почти сливался с ними, оставалось только держаться в тени кораблей, нырять за хитросплетения кабелей и массивные корпуса ремонтных роботов. В клетку не хотелось. Хотелось на свободу.
Он медленно приближался к затянутому ирреально дрожащей пленкой силового поля шлюзу. Повезло: наружу тянулись стропы и кабели, кто-то работал на внешней оболочке станции. А значит — шлюз не закроют. Значит, выход из клетки — близко.
— Эй, там! — окликнул кто-то.
Джиффер обернулся, поймал взгляд техника, замершего на ярком свету около вспоротого брюха челнока. Тот щурился, вглядываясь в темноту, потом разглядел, кто же скрывается в ней, помедлил немного — и отвернулся.
Понял.
Шумно выдохнув, Джиффер продолжил свой путь. До шлюза оставалось совсем немного — несколько десятков метров открытого пространства. Если преодолеть его одним рывком… Он выглянул из-за ремонтного робота, прикрываясь сочленениями сложенных паучьих ног. В доках было многолюдно, но поблизости вроде никого — по крайней мере, не настолько близко, чтобы бросились наперерез и успели поймать.
Когда он начал воспринимать людей чужаками, опасными и враждебными, Джиффер не отследил. Просто знал, что эти существа хотят одного: засадить его в клетку, лишить звенящей вокруг музыки. Он помедлил, глядя, как отворачивается стоящий ближе всех человек, — и резко качнулся вперед, почти летя к шлюзу.
Крики раздались почти сразу.
— «Эльф»!
— Держите его!
Забухали шаги, добавляясь в общую какофонию, кто-то ругался, судя по звуку, упал — но всё перекрывала нарастающая музыка. Голоса слышались уже совсем явственно, доносясь из-за зыбкой границы, и Джиффер шагнул через неё, разрывая, будто выныривающий из воды пловец. И глубоко вдохнул живительный холод космоса.
Музыка зазвучала в полную мощь, множество голосов выводили одну и ту же мелодию приветствия. И робкий голос новорожденного вплелся в неё, когда под ногами развернулись искристым светом звездные дороги.

***

— На кой черт ты мне под ноги бросился? — мрачно поинтересовался у техника дежурный. — Я этого «эльфа» мог ухватить!
Техник, сидевший прямо на полу, пожал плечами. Он глядел на шлюз, за которым медленно затухала вспышка подпространственного перехода, и улыбался.
Он верил, что пилоты не умирают.