С праздником!
Был такой праздничный день — 7 ноября. Отмечался в календаре красным, собирал всех за столом. Буйство красок осталось позади — почти все уже облетело и пожухло. Установился ровный туманно — кофейный тон, дни как близнецы-братья — один в один. А тут — бах! и праздник! Добавился ярко красный — такой июньский, или даже новогодний цвет. И к тому же — каникулы — самые короткие, но первые — долгожданные.Из-за обычных дождей и не сходить, не съездить толком никуда. А тут, проснувшись, ощущаешь этот день — как неожиданный подарок. Праздник, праздник, трам-пам-пам! Тебя, как взрослую, отправляют в магазин — за плавленными сырками и напитком «Байкал». Бежишь по полупустым утренним улицам, радуешься узорчатым перетяжкам балконов — красным «кирпичикам» на обыденно-сером фоне. Скорее домой, сквозь сырость и осеннюю прелость — в тепло и запахи праздника. В то, от чего уже заранее начинает замирать и быстрее биться сердце.
А по телевизору — парад — с клюквенным вкраплением флажков, торжественностью марша и радостным приглушенным гулом — заряжает и расцвечивает день. Там все зарождается и существует пока что без тебя и вне тебя.
А здесь — «оливье» с умопомрачительным горошком, сладко лопающемся во рту. Достается праздничный сервиз — синий, с подробно выписанным пейзажем. Сидишь над пустой еще тарелкой и рассматриваешь, каждый раз как в первый, трогаешь жестко-крахмальный угол скатерти, вдыхаешь горьковатый запах хризантем и всего, что на столе.И тебе хорошо. Детство. Праздник. О чем? Какая разница!
Ты просто чувствуешь, что все правильно, и впереди — это уж точно — только хорошее…
Юлия Прозорова «Времена года и сны»
А по телевизору — парад — с клюквенным вкраплением флажков, торжественностью марша и радостным приглушенным гулом — заряжает и расцвечивает день. Там все зарождается и существует пока что без тебя и вне тебя.
А здесь — «оливье» с умопомрачительным горошком, сладко лопающемся во рту. Достается праздничный сервиз — синий, с подробно выписанным пейзажем. Сидишь над пустой еще тарелкой и рассматриваешь, каждый раз как в первый, трогаешь жестко-крахмальный угол скатерти, вдыхаешь горьковатый запах хризантем и всего, что на столе.И тебе хорошо. Детство. Праздник. О чем? Какая разница!
Ты просто чувствуешь, что все правильно, и впереди — это уж точно — только хорошее…
Юлия Прозорова «Времена года и сны»
8 комментариев
Вот что написал поздний Жванецкий, всю свою жизнь критиковавший советскую власть:
О СОВЕТСКОЙ РОДИНЕ…
«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало. Простой она была.
Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу.
Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет.
В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет.
Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы.
И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё.
А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека.
Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми
Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила.
Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.
Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда.
Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.
Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены что вполне проживём без её заботы и без её присмотра.
Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет.
Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала.
И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.
Вот так и живём с тех пор.
Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь.
Счастливы мы?
Не знаю.
Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда.
Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.
Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё! Советская Родина»…