Порылась тут, что еще не выкладывала… Нарыла!  Так что, сказки вам от Старого Пня на ночь (ну, или с утра пораньше).

О хитрой крысе и заблудившемся принце

Давно это было. Тогда не забыли еще люди о старом договоре, что с лесными зверями заключили. По договору тому решено было так: с людьми живут те звери, кого люди сами в свои дома и селенья позвали. А в лесу людям делать нечего, там зверей дом. Кого позовут — тот приходит, все честь по чести.
И вот случилось однажды, что забрел в лес принц людской. Как уж так вышло — то неведомо. Может, дороги кто ему спутал, может, сам слишком много вина выпил. Но занесли его ноги в чащу глухую, туда, где людей отродясь не видывали. Вынесли на поляну — да и отказали.
Сел принц к корням старого дуба, голову на плечо уронил и уснул крепким сном. Да таким крепким, что душа от тела ушла, искренне считаючи, что все хорошо и не спит она.
И плохо бы это все закончилось, да, на счастье и удачу принца, старый дуб не просто дубом оказался. Друид это был, мудрый и древний. Во всяком случае, так он сам про себя думал да от других слышал. Проснулся друид, потянулся корнями-веточками и обнаружил, что в корнях-то бездушное тело и спит. Пригляделся повнимательней — и ветвями всплеснул.
Принца-то он признал и беду его понял. Да вот что с ней делать не сразу сообразил. Дуб-то что? Дуб на месте стоит, думу думает. Поляну свою знает, лес вокруг. А вот дальше ему хода нет, только друзей-товарищей просить. Подумал дуб, перебирая, к кому обратиться может.
Бельчонок, что в его ветвях жил, был слишком забывчивым. Пообещает, пообещает, побежит — да на орех отвлечется. С него станется. В корнях ежиха жила — так та больно суровая, её поди уговори, а времени-то мало. Как убредет душа — уже не догонишь, в тело не вернешь. Да и звери лесные не прочь душу себе прибрать. Ни много ни мало — принц людской! С людей и виру стребовать можно.
Был на поляне и третий жилец. Потянулся друид, самым краешком корня в нору стукнулся — и вскоре среди травы показалась крысиная мордочка.
— Звал, старый? — поинтересовалась крыска, садясь на хвост и старательно умываясь.
— Дак, дело тут… Видишь, беда с человеком случилась. А я, старый пень, и помочь ему не могу. Корни из земли не выдернешь, а вот твои лапы быстрые…
— Ты ближе к делу, борода твоя лиственная!
Друид прокашлялся, заскрипел стволом недовольно.
— Помоги душе в тело вернуться. А я в долгу не останусь, да и человек вряд ли поскупится.
Крыска задумалась, в небо посмотрела, вокруг, на свой хвост. И только когда старый друид снова скрипеть начал, наконец кивнула.
— Ладно, уговорил! Приведу я душу твоего человека!
С этими словами крыска опустилась на все четыре лапы да в лес побежала. Только не по следу, что душа человека оставила и который она прекрасно чуяла. По следу пройтись — большого ума не надо. Ум нужен, чтобы найти того, кто душу вернуть поможет, если её кто другой уже себе прибрал. Потому крыска со всех лап бежала в соседнюю дубраву, где устроила свое логово росомаха.
Крыска просто рассуждала: лисы хитрые и слабые, волки слишком уж честные, медведя поди уговори помочь. А вот росомаху в лесу все боятся, и как её уговорить крыска уже знала. Подслушала по дороге разговоры лесных мышей, которые друг другу рассказывали, что сова сегодня на них не охотится, новую добычу нашла, человека.
Прибежала крыска к логову росомахи, запищала, зовя хозяйку. Та вылезла, недовольная, взъерошенная. Впрочем, как обычно — с росомахами всегда такое. Рассказала ей крыска в чем дело, да упирала все, что от людской души непорядок в лесу начаться может, свара, а то и что похуже. Исправлять надо!
Заколебалась росомаха. Себя считала она хозяйкой леса — небезосновательно. И хозяйкой рачительной, у которой всегда все в порядке. А тут — такое! Но уж больно не хотелось ей идти на поводу у крыски. И тогда та сказала, что знает, где сова на землю спустится да об осторожности забудет.
Вот это росомаху и проняло. Сову она не любила. Летает, ухает, порядку не знает, а уму-разуму научить не выходит. Все крылья спасают. Подумав все это, росомаха кивнула и вразвалочку отправилась за крыской.

***

Душа принца, как от тела ушла, сначала и сама спала. И забрела она в болота, где долго лягушки хором уговаривали её с ними остаться. От этого принц проснулся — как он думал, — головой потряс, на лягушек шикнул и вперед пошел, дивясь, что только в квакании не примерещится.
Шел он и шел, и конца-края болоту не было видно. И дивился принц, что идет он как посуху, пока глаза вниз не опустил и не понял, что на воде стоит, как на земле твердой. Опешил принц, замер, не понимая, как так.
Тут его и окликнули. Обернулся он — а там никого, только ящерица на коряге греется. Моргнул — глянь, а на коряге девушка в зеленом платье сидит. А платье то из чешуи сделано, да так тонко и изящно, что залюбовался принц невольно этой картиной.
А девушка та ему и молвит:
— Пойдем со мной, человек. Научу тебя многому, хочешь? Как ящерица хвост отбрасывает да отращивает — так и ты уметь будешь!
И из-под подола хвостик показывает, шевелит.
Поглядел на это принц, да и бросился прочь, пути не разбирая. Страшно ему стало, что такое с ним говорить взялось. Очнулся он уже в лесу, в светлом сосновом бору. Как только такой путь успел проделать. Прислонился он к стволу, дыхание переводя, и вздрогнул: сверху зашелестело, затрещало, заухало.
То слетала с ветки сова.
Приземлилась она перед принцем да поднялась девушкой широкоплечей, в пестром наряде из перьев.
— Мой ты будешь, — сказала она и зубами что клювом щелкнула, желтыми глазами сверкая. — Не убежишь, человек, даже не думай!
— И ты тоже! — внезапно рявкнули у нее за спиной, и в край подола — или хвост? — вцепились когтистые лапы — или крепкие руки? Тут уж принц не понял, только в сосну крепче вжался, глядя, как две девушки по сухим иголкам катаются. Или то сова с росомахой дрались?
— Эх-х совой об пень! — ревела в боевом азарте росомаха. Сова попыталась улететь, почти по земле стелясь.
— Эх-х пнем об сову!
— Не бойся, не убьет, — донеслось сбоку быстрым говорком. Обернулся принц — а там еще одна девушка стоит. Неприметная, в чем-то сером, будто шубка из меха мягкого. Повернулась к нему девушка, улыбнулась, показав крупные белые зубы.
— Пойдем, провожу тебя. К друиду, пню старому — это он меня послал.
Делать было нечего. Росомаха околачивала совой сосны, была занята, и принц счел за лучшее пойти за незнакомкой.
Только слышал он после, что совы-то днем больше не ухают и на землю не спускаются. Видно, росомах боялись.

***

Девушка в серой шубке привела принца к старому кряжистому дубу. Принц уже ничему не удивлялся. Подумаешь, то девушка впереди идет, из-под подола хвост выглядывает, то крыска в траве лапами шуршит — эка невидаль. Вот и дубу он не удивился, что на том внезапно кора в лицо сложилась да глаза зеленющие открылись.
— Привела? Ой, умница ты у меня. Проси, что хочешь, хоть желудей по осени, хоть нору твою корнями оплести, чтобы не осыпалась, — прогудел старый дуб.
— С тобой, пень, я еще разберусь, — пообещала крыска, садясь на толстый корень. Потерла лицо — будто усы лапкой умыла. И на принца взглянула, что уже в своем теле проснулся и моргал удивленно.
— А вот с тебя, человек… чего другое спрошу.
— Что хочешь проси, хоть руки моей, — сказал принц, зная, что слово сдержит. Осознал он уже, что с ним случилось, испугался, поняв, что иначе душа его веками бы по лесу неприкаянной бродила.
Хихикнула крыска, глаза опустила, скромно рукав потеребила, хвостик к ногам прибрав.
— Другого попрошу. Не нужно мне твое королевство, я в лесу и так самая главная из крыс. Ты нам лучше дай разрешение жить там, где вам, людям, не нужно. А на глаза мы вам и показываться не будем.
Подумал принц и ничего плохого в этом не увидел. Кивнул, пообещал, что так и будет,
Запомнил его слова старый друид, запомнила крысиный пастырь, запомнил лес. Древний договор дописан был в тот момент.
Так крысы и поселились рядом с людьми.