фото сделано 14 сентября 1945 года. Мой дедушка Зайков Григорий Васильевич второй слева во втором ряду.
Дед был призван в армию 15 ноября 1941 года, с 30 сентября 1942 по 23 марта 1945 года был в плену. У нас в семье сохранился черновик его автобиографии, где дедушка рассказывает как попал в плен и что было дальше, возможно, вам тоже будет интересно.

Автобиография
Я Зайков Григорий Васильевич родился 1913 года 5 ноября в семье крестьянина средняка Кировской области, Опаринского р.на, Шадринского сельсовета д. Еловский
В 1922 году пошел учиться в 4-х летнюю школу, которую и окончил в 1926 году. В этом же году поступаю учиться в Семилетнюю школу, которую и кончаю в 1929 году.
В 1930 году еду учиться в В.Устюгский сельско-хозяйственный техникум Вологодской области, который окончил в мае 1933 года. По окончании сельхозтехникума был направлен на работу в Харовский р.н Вологодской области, где работал в качестве участкового агронома Рай Зо до 1935 года, в 1935 году Харовский р.н был реорганизован в два – Харовский и Сямтенский, в новь организованном Сямтенском р.не была в этом же году организовани МТС куда меня и направили работать. В Сямтенском МТС я работал в качестве уч. Агронома до 1937 года. В 1937 году, по собственному желанию я еду домой Кировскую область, где поступаю на работу агрономом Красносельской МТС Опаринского района, первый год работаю в качестве уч.агронома и последующие года старшим агрономом МТС в плоть до мобилизации в Армию 15 ноября 1941 года
Работая в МТС провожу большую общественную работу, находясь постоянно председателем Рабочкома профсоюза
Здесь поступаю сначала кандидатом в члены ВКП(б), а с ноября 1941 года член ВКП(б), принятый Опаринским Райкомом ВКП(б) Кировской области.
15 ноября 1941 года я был мобилизован в ряды Рабоче Красной Армии по линии Райкома. До января 1942 года прохожу военную подготовку при Львовском пехотном училище в качестве политбойца.
В январе 1942 года я приезжаю на Волховский фронт и работаю при политотделе 46 сд в качестве старшина-писарь. По истечении 3 месяцев меня аттестуют в старшину.
В марте м.це 1942 года мы были отрезаны противником и оказались в окружении вся Армия, все тыловые части. В окружении находились до июня 1942 года. Находясь в это время все под постоянной бомбежкой, в течении 2 месяцев не видали что такое хлеб – питались исключительно кониной и травой. Техника, склады вещевого снабжения все было уничтожено все документы политотдела дивизии, за исключением парт билетов (свободных). В ночь с 24 на 25 июня перед нами была поставлена задача выхода из окружения с (неразборчиво) Я был назначен связным одного из командиров рот. Всю ночь мы пробивались через укрепленные рубежи противника, блокировали дзоты, шли в рукопашный бой с криками ура. При этом мы понесли большие потери, от 1 ½ тысяч нас вышло несколько сот человек, остальные остались на поле боя. Я вышел из окружения не вредим. 2 месяца июль, август мы стояли на отдыхе и формировании, после чего нас перекинули на Синявский участок Волховского фронта с задачей прорыва блокады Ленинграда. С 1 сентября 1942 года мы пошли в наступление и целый почти месяц развивали безуспешные операции по прорыву блокады г. Ленина, враг усиленно сопротивлялся. В конце сентября м.ца мы снова были отрезаны немцами опять же со штабами дивизий. Остались в тылу 2-е эшелоны. Я же работаю снова при политотделе 289 сд. прибывший вместе с начальником п/о из 2-го эшелона на передовую для вручения парт. билетов, вновь вступающим в партию, оказался снова в окружении. После ураганного обстрела и бомбежки с воздуха противнику удалось оставшиеся наши части сжать до невозможности В течении двух ночей мы пытались вырваться из кольца и все безуспешно. Мы попали под ураганный острел артиллерии она била прямой наводкой и понесли большие потери. 30 сентября, находясь в одной из землянок в к.ве 3 человеи и рядом в другой землянке 2-х человек офицеров мы были закиданы немцем гранатами и взяты в плен, сопротивляться было бесполезно в силу того, что нас было 5 человек, а немцем чел. 100 с лишним.
Первые 6 месяцев я был в лагере военнопленных ст. Мга Ленинградской обл. После чего по болезни меня эвакуировали г. Красногвардейск Ленинградской области в лазарет военно-пленных. По истечении месяца – по выздоровлению меня я попадаю в лагерь военно-пленных в этом же Красногвардейске. Лагерь был расположен в лесу, кругом его в два ряда была натянута колючая проволока в середине этих рядов была спирально так же навита проволока. Охрана была усиленая, на каждых 6 человек был один часовой. Питание исключительно скверное 200 грам хлеба, 2 раза вода с брюквой по консервной банке – вот дневной паек, тогда как работать гнали ежедневно палками, кто падал от истощения ого добивали, ботинки у кого были поснимали и дали всем деревянные колодки. Лагерь среди военно-пленных и дани мест нас. каз. лиц смерти (? Не разобрала предложение) Здесь я узнал вкус многих, ранее не употребляемых продуктов – как лягушки, кошки, собаки и павшие картофел очист и т д
Побывши в этом лагере месяц, в силу невыносимых условий я решил бежать. Бежать можно было только с работы, и то выбрать момент для побега было дело трудное Стоял июнь месяц, погда одна погода убивала так тебя, так и и звала к себе под сень зелени. В один из дней я решил бежать. Работая в лесу от лагеря 12 км, я выбрал момент когда часовой отвернулся и скользнул в кустарник, все дальше и дальше, пока силы были я бежал бегом в глубь леса. Вот уже пересек одну речку бродом, еще прошел с километр как послышались сзади выстрелы После чего лес огласился лаем собак и криков криками немцев, у меня был один исход пока замаскироваться, нашел подходящее местечко сваленную ель и залез в вершину и лежу наблюдаю. Минут через 20 вдруг слышу хруст хвороста и через несколько секунд вижу, идут 2 немца с собаками, прошли они от меня всего метров в 10, собаки не обнаружили. Посидевши до темна, в ночь я двинулся по направлению на Красное Село, где тогда стоял фронт.
Шел только ночами ориентируясь по деревьям, а днем по солнцу таким образом я пробирался лесами 3-е суток и добрался до передовой линии немцев Пробираюсь в ночь ползком, миновав пулеметные точки, которые выдавали себя стрельбой, я попал в разрушенные траншеи, никаких признаков жизни в них не было заметно. Стал я пробираться по этим траншеям все ближе к своим, перелез не одно проволочное заграждение, как вдруг Траншея резко загибала и выходила к рядом шоссе, рядом проходящей от меня в правой стороне, я выбрался из траншеи и резким броском, перебежал открытую поляну, как вдруг меня обнаружили и открыли огонь и потом в миг около меня оказался немецкий часовой. Таким образом я снова попал в лапы немцев. Меня направила в немецкую жандармерию, допросили и снова вернули в тот же лагерь. Там мне всыпали 25 розог и поставили на каторжную работу. В лагере для провинившихся специально были привезены сосновые пни диаметром в обхват и толще, вот эти эти пни меня заставили колоть на дрова, поставив одновременно и часового, который подгонял прикладом На этой работе меня держали целый месяц, потом пустили на работу, сменили мой обычный лагерный номер на 77 на красный, (мой № был 77) как неблагонадежный. И вот снова начинаются мои мучения, ни одной минуты нельзя было остановиться, сзади стоял немец с палкой и с прикладом. Не было дня, чтобы я не был бит и в лагерь шел еле таща ноги. Осенью 1943 года нас вывозят в Эстонию о. Эвва под Нарвой. Там о побеге думать не приходилось, все даже не с целью побега, а ушедшие как мы выражались подшакалить (?)Достать, что либо пожрать, задерживались эстонцами и расстреливались на месте с разными издевательствами и пытками, немцы их за что вознаграждали несколько было у нас случаев, когда пленные сумевшие пойти по картошку за 200-300 м от места работы были растреляны эстонцами, у них у трупов были выколоты глаза, обрезаны уши, исколоты все штыками. В начале 1944 года нас вывозят в город Верро – Эстония, из Верро в Лугу, из Луги вновь в Верро и так начинаются наши скитания. В пути все время был усиленная охрана, если везли в вагонах, то вагоны были закручены снаружи проволокой, окна забиты проволокой, при остановках перед каждым вагоном стоял часовой, кроме того ставили по сторонам один два пулемета. Весь 1944 год проходит в таскании нас немцами по прибалтике. Постоим день месяц два, как снова везут все дальше не запад. В начале 1945 года, когда нас немце не возили, а гнали, потому что им самим ездить было не начем, на одной косе берега балтийского моря ночью нас разбомбил наш У-2, при чем было ранено 24 человека и убило 5 чел пленных, я так же был ранен легко. Мы в этот момент смогли разбежаться и стали выбираться с полуострова на материк, потому что полуостров был без жителей, один сыпучий песок и сосна, по одну сторону балтийское море, по другую пролив. При выходе с полуострова нас задержали и снова направили в лагерь. В лагере было несколько тысяч человек и всех они гнали по направлению к Висле Пригнали на Вислу, заставили рыть траншеи. Здесь условия были исключительно скверные. Конвой попал больше поляки, которые били нас не за что до полусмерти, забили нас в сарай, ветер, холод, голод, вшей было столько, что хоть сметай метлой. Побыли мы там недели две три как снова нас гонят дальше, пригнали под Данци, там разместили в одном кирпичном заводе, здесь мы ночью стали воровать с полу картофель и ночами там же в заводе варить. Прошло несколько дней, как снова пошел слух среди ребят что завтра снимаемся. Я вместе с 2-мя товарищами, один из них земляк одного р.на Лесников Николай Васильевич, решаемся запрятаться в развалинах этого завода, что и делаем. Находим машинное отделение, залезаем в печь и там решаем остаться На завтра утром все снялись и ушли, кроме нас в заводе еще остались чел 10 но они действовали очень не осторожно и их всех кроме нас троих выловили эссесовцы с собаками, мы же остались. Вопрос упирался в питание, из завода буквально днем даже и мыслить о выходе не приходилось, фронт приближался в плотную, слышны были пулеметные очереди нашего максимки, во дворе стояли немецкие войска. Мы ночью ползком лазили в поле за 1 ½ км за картошкой, притаскивали ее на своей спине, на четвереньках, варили там же в печи без воды и кушали без соли. Так мы сумели там высидеть 5 суток, обессилев и даже уже не в состоянии были ползать за картошкой Грозила нам голодная смерть, фронт проходил стороной. На 6-е сутки в завод пришлен один гражданский лагерь, мы выползли и присоединились к ним, с тем чтобы не сдохнуть с голоду, с ними нас погнали в Данциг, а от туда в цепной на работу, где нас встретили русские самолеты и массивный сильный обстрел нашей артиллерии при этом кого убило, мы же чел 16 воспользовались моментом, опять подались, забрались в один подвал дома г. Цонпот (?)там были русские женщины, которые нас запрятали и там мы просидели всего ночь, а на утро – это было 23 марта 1945 года были освобождены войсками нашей доблестной Красной Армией. День моего освобождения, день 23 марта для меня явился днем для меня вновь рождения на свет. Мечта, которой я жил в течении всего плена – как бы попасть к своим – сбылась, я снова после всех невзгод, лишений, голода, холода оказался в своей родной семье, снова мог взять оружие в руки и мстить, мстить каждому немцуам за наши слезы, за наше горе, за мучения, за десятки и сотни тысяч погибших от голода, побоев братовей.
4 апреля я пришел из запасного полка в мин роту, участвовал в последних боях по форсированию р. Одер
Теперь работаю не штатным писарем при штабе полка
Г.Зайков
19/8 1945 г.


Я плохо помню деда, мне было около 5 лет, когда он умер. Остались смутные образы и общее ощущение чего-то большого. Мои воспоминания — это скорее воспоминания о воспоминаниях. Что-то рассказывала бабушка, которая на счастье прожила с нами довольно долго, что-то родители. Из их воспоминаний складывалось впечатление, что подвиг народа был ВЕЛИК, и командование делало все, что бы этот подвиг был еще больше. До войны дедушка работал старшим агрономом МТС. Должность подразумевала участие в планировании жизни хозяйства, т.е. должны быть подготовлены семена, почва, техника, удобрения и все вовремя. Хозяйство считалось передовым, значит работали хорошо. Возможно именно поэтому дед не понимал почему на войне было так много разгильдяйства и неразберихи. Война это не только героизм и сражения, это еще и расчет и, как сейчас говорят, логистика. И цена ошибок в этих расчетах — человеческие жизни. К примеру, когда их привезли на фронт и стали выдавать винтовки, оказалось что оружия не хватает и половине новобранцев. А остальные как? Ответ был: а вы бегите в атаку, кричите «Ура!», а там товарища убьют, вы у него винтовку и подберете. Бардак был полнейший, вовремя не подвозились ни боеприпасы, ни продовольствие. (Из более позднего он вспоминал, как несколько Катюш перегоняли к линии фронта и случайно пересекли его. В результате вынуждены были взорвать машины и пробиваться к своим.) В какой-то момент его заметил земляк, служивший в штабе и похлопотал, чтобы деда взяли в штаб писарем (почерк у него был красивый: ровный и аккуратный), возможно, это спасло деду жизнь, потому что буквально через неделю из роты, где служил дед в живых не осталось никого. Деда очень возмущала та легкость, с которой иные командиры клали своих людей, искупая трупами свое незнание тактики и стратегии. (Из истории русских войн часто складывается впечатление, что только Суворов и Нахимов считали, что воевать надо не числом, а уменьем, стремясь свести потери к минимуму, остальные считали что люди — ресурс бесплатный и бесконечный. В том числе и наши современники: вспомнить хотя бы как загоняли танки в Грозный на убой, забыв опыт городских боев Второй Мировой) Из воспоминание о плене мне, тогда еще ребенку, запомнилась фраза: «идешь с работ, а в деревянных тапках кровь хлюпает и только бы до барака доползти, если упадешь — добьют». Вообще дед трезвый о войне не рассказывал ничего, а после праздников прорывалось иногда. Фильмы о войне никогда не смотрел, говорил: всё было не так. (Меня тоже бесят некоторые советские фильмы, например Твердый орешек с Соломиным. Если немцы были такие тупые, какого лешего мы делали четыре года? Мне кажется принижать противника — это принижать подвиг тех, кто победил этого противника!)
Одним из последствий пребывания в плену было исключение деда из партии, что очень обижало его. Несколько раз дед подавал прошения о восстановлении, но восстановили его только при Хрущеве.
Дед был интеллигентнейшим человеком. Никто в колхозе ни разу от него мата не слыхал. Дед вообще был очень аккуратен, бабушка, помню, возмущалась: «Идем по деревне, рядом, по одной дороге, я извазюкаюсь по колено, а у него ботиночки чистые! Вот как так!» Дедушка умер 14 июня 1982 года от инфаркта. После его смерти бабушка переехала к нам, помогала растить и воспитывать троих внуков. Она очень любила дедушку и эта любовь передалась и мне.

Несколько сумбурно написала, но уж как получилось